– Я такой же наследник, как и вы.
– Нет, сударь, вы мошенник!
– Нет, это вы мошенник!
– Тише! Тише!
– Его надо выгнать! Вон!
– Вы все мошенники!
– Тише! Вы разбудите его!
Яростно оскалив зубы, грозят друг другу сжатыми кулаками.
– Господа, свет гаснет! Я почти не вижу лиц.
– Надо уходить. Еще один погибший день!
– Надо уходить.
– А я останусь. Я не пойду отсюда. Это мой дом. Мой, мой, мой!
– Вас съедят здесь крысы.
В исступлении:
– Это мой дом – мой, мой, мой!
– Одна седьмая часть, господин наследник с улицы, во всяком случае не больше как одна седьмая часть.
– Это мой дом! Мой!
– Господа, темнеет.
– Спокойной ночи, дорогой родственник!
– Спокойной ночи, дорогой родственник!
– Спокойной ночи, дорогой родственник!
По очереди, низко кланяясь Человеку, уходят. Некоторые поднимают вялую, бледную руку умирающего, лежащую на ручке кресла, и нежно пожимают ее. Наследник с улицы остается один. Презрительно взглянув на безмолвных Человека и Сестру Милосердия, он быстро и сердито исследует комнату: трогает стены, щупает материю на стульях, оценивает взглядом то, до чего не может дотянуться руками. Подходит к кровати, на которой умерла жена Человека, и пробует крепость белья. Но гнилая материя расползается под пальцами, и, бешено топнув ногою, Наследник разбрасывает подушки и простыни. Потом решительно идет к умирающему и останавливается за его спиною.
Речь Наследника. Послушай, старик. Ты должен умереть. Зачем ты оскорбляешь смерть сопротивлением? Уходи. Освободи живые вещи от твоей мертвой власти, – она свинцовой тяжестью лежит над всем. Посмотри: все ждет и жаждет твоей смерти – эти падающие стены, – эта паутина и паук, заключенный в ее круги, – этот черный камин. Прежде он дышал на тебя огнем, теперь в прохладу могилы зовет твое изношенное тело. Уходи. Там ты встретишь тех, кто любил тебя и в черноте и в седине твоих волос и был любим тобою.
Молчание.
– Не веришь?! (Обращается в угол, где стоит Некто в сером.) Эй, ты! Скажи ему, что там его встретит любимый сын его с проломленной головою, жена, умершая от болезней и горя.
Молчание.
И ты молчишь? И все молчит? Пусть. Но что бы ни ждало тебя там, – отсюда уходи; я, живой, изгоняю тебя из жизни. И когда ты умрешь, я благословлю тебя. Я возложу венки на твой гроб, и на том месте, где будет гнить твое тело, воздвигну памятник – если это не будет дорого стоить. Уходи.
Молчание. Наследник снова ходит по комнате, но уныние места, мрак, непрерывно нарождающийся, тягучее безмолвие пугают его. Тревожно мечется он, позабыв, где выход, и говорит хрипло:
– Сестра Милосердия, проснитесь! Сестра! Где же выход?.. Где же выход? Сестра Милосердия!
Молчание. В разных местах почти одновременно показываются Старухи. Происходит легкая, молчаливая, смешная для Старух игра: они загораживают выход Наследнику, кружат по комнате и, так бесшумно перебрасывая его, пропускают наконец к двери. Подняв над головою руки, с выражением ужаса Наследник убегает. Старухи тихонько смеются.
– Здравствуйте!
– Здравствуйте! Какая славная ночь!
– Вот мы и снова собрались. Как ваше здоровье?
– Покашливаю.
Тихо смеются.
– Теперь недолго. Он сейчас умрет.
– Посмотрите на свечу. Пламя синее, узкое и стелется по краям. Уже нет воска, и только фитиль догорает.
– Не хочет гаснуть.
– А когда вы видели, чтобы пламя хотело гаснуть?
– Не спорьте! Не спорьте! Хочет пламя гаснуть или не хочет, а время идет.
– Время идет.
– Время идет.
– А вы помните, как он родился? Позвольте, дорогой родственник, поздравить вас с новорожденным!
– А вы помните розовенькое платьице и голенькую шейку?
– И цветы. Ландыши, с которых не высохла роса, фиалки и зеленую травку?
– Не трогайте, девушки, не трогайте цветов!
Смеются.
– Время идет.
– Время идет.
Смеются. Одна из Старух оправляет постель.
– Что вы делаете?
– Я оправляю постель, на которой умерла его жена.
– Зачем это нужно? Он сейчас умрет.
– Какая вы добрая!
– Теперь хорошо. Теперь он может идти.
– Когда его пустит Тот.
– Теперь хорошо. Теперь хорошо.
Широким дыханием через комнату проносится гармоничный, но очень печальный и странный звук. Зародившись где-то наверху, он трепетно гаснет во мраке углов. Похоже, как будто одна за другою лопнули многие струны.
– Что это?
– Это там, наверху, где давали бал. Это музыка!
– Нет, это ветер. Я была там. Я видела. Я знаю. Это ветер. Там выбиты стекла, и ветер звенит осколками их так гармонично.
– Да, это похоже на музыку.
– Там так весело! Там на корточках в темноте у ободранных стен сидят гости, но в каком виде, если бы вы знали.
– Мы знаем!
– И, ляская зубами, лают отрывчато: как богато, как пышно!
– Вы шутите, конечно?
– Конечно, я шучу. Вы знаете мой веселый характер.
– Как богато! Как пышно!
– Как светло!
Тихо смеются.
– Напомните ему.
Тесно окружают Человека, льнут к нему мягкими движениями, ласкают костлявыми руками, засматривают в лицо и шепчут вкрадчиво, въедаясь в самую глубину старого сердца:
– Ты помнишь?
– Как богато! Как пышно!
– Ты помнишь, как играла музыка на твоем балу?